Драгоценности Парижа [СИ] - Юрий Иванов-Милюхин

— Но у нас все равно один выход, твои родственники не позволят тебе выйти замуж за меня, а мои будут против свадьбы с тобой.

— Ты прав, у нас даже выхода нет, — вздохнула девушка, она тоже знала немного по русски и в знак уважения пыталась включать в свою речь русские слова. Вот и сейчас она перешла на язык возлюбленного, заодно стараясь обратить на необычное сообщение его внимание. — Недавно брат намекнул своему другу о какой–то кровной мести, я подслушала разговор, но ничего не поняла.

— Вот видишь, снова между нами встанут проблемы, — как бы пропустил известие мимо ушей Панкрат.

— Камни преткновения вокруг нас давно, мне скоро шестнадцать лет и к матери уже год как засылают сватов. Я говорила тебе, что один из женихов с каменным лбом и короткими ногами, похожий на кусок скалы, предупредил, что если я не выйду за него замуж, он зарежет меня, а потом вырежет всю семью. Я знаю, что за угрозы Муса убьет его первого, но он на это способен, а я устала придумывать причины.

— Айсет, выдумками делу не поможешь, наступит день, когда ты будешь обязана дать согласие на свадьбу, иначе от тебя отвернутся все. Таков закон горцев, нарушать который никто не имеет права, — Панкрат крепче сжал рукоять кинжала, он понимал, что если сейчас не уговорит девушку убежать с ним, их любовный союз перерастет во вражду. И тогда не будет врагов злее и мстительнее, нежели двое недавних возлюбленных. Тем более, что она не знала правды о своей семье, о родном брате, от рождения повязанных кровной местью за убийство их деда и мужа с сестрами матери, видимо женщин в серьезные дела не посвящали. Если об этом сказать, то большие чувства разобьются о камни глиняным горшком. — Айсет, я предлагаю тебе руку и сердце, если ты дашь согласие стать моей женой, мы тут–же перейдем реку.

— Разве девушек в таких, как у нас с тобой, случаях спрашивают? — усмехнулась горянка. — Их просто крадут, а потом показывают родителям уже обесчещенными.

— Значит, ты не против? — воспрянул духом Панкрат.

— С первой нашей встречи я не желаю видеть ни одного мужчину, кроме тебя, но дай немного времени, я должна решиться ослушаться воли семьи.

— Сколько дней ты будешь думать?

Девушка закусила губу, хотя день был ясным и солнечные лучи прожигали тонкую материю платья насквозь, всю ее фигурку пронизывала крупная дрожь. Светлорусые густые волосы, не как у замужних женщин, были заплетены в толстые косы, концами достающими до бедер, на голове белел легкий шелковый платок, а на ногах матово отливали сшитые из мягкой выделанной кожи чувяки, надетые на разноцветные носки. В руках она держала старинный узкогорлый кувшин из меди, украшенный по бокам кубачинской чеканкой. Наконец девушка глубоко вздохнула и подняла глаза на своего избранника:

— Завтра на этом месте в это же время я дам тебе окончательный ответ, — тихо сказала она. — А теперь уходи, иначе нас могут увидеть.

— Я приду, Айсет, — снимая напряжение с приподнятых плеч, переступил с ноги на ногу казак. — Я люблю тебя как солнце любит землю, как луна гладит воды реки и как звезды не могут жить друг без друга.

— Я тоже тоскую по тебе каждый день и с нетерпением жду наступления нового дня, чтобы бежать к ручью за водой, — призналась девушка. — Я еще не встречала мужчины достойней тебя.

Между двумя молодыми людьми подобно ручью потекли светлые чувства, чистые струи из слов смешивались в них, образуя единый поток. И никто не волен был войти в него, чтобы прикоснуться к этому таинству природы, только царица всего земного могла изменить русло. Всего лишь русло, но поменять вкуса даже природа была не в силах. В этот момент в лесу перед скалами послышались звуки шагов, кто–то направлялся к водопаду по тропинке между деревьями. Со стороны маленькой чинаровой рощи донеслось собачье повизгивание, там поднялась в воздух стая худых после весенних игр фазанов.

— Уходи, любимый, завтра я буду ждать тебя здесь, — испуганно вскинулась горянка, на пылающем лице ее тревожно вздрогнули ресницами выразительные глаза.

Глава пятнадцатая

Панкрат поправил папаху и в неслышном прыжке одолел протоку, скоро широкоплечая фигура его скрылась в зелени кустов, лишь гибкие ветки подрагивали в такт кошачьим шагам. Казак торопился к берегу реки, нужно было успеть переплыть ее между утренними салатами–намазами, пятикратно отправляемыми в честь Аллаха правоверными в течении одного дня. В остальное время за берегами следили десятки глаз с обеих сторон. Он почти добрался до места перед поросшей осокой заводи, оставалось перебежать саженей десять открытого пространства, чтобы раздеться и войти в воду, когда за спиной раздался треск ломаемых сучьев. Кто–то большой и сильный гнался за ним, не разбирая дороги. Пускаться вплавь показалось опасным, Панкрат спрятался за корявым стволом карагача, выдернул из–за спины пистолет. Это был привезенный из Парижа подарок отца с изогнутой ручкой и многогранным дулом с прицельным выступом на конце. Отведя курок назад, урядник припал на одно колено, всмотрелся в чащобу. Треск приближался, незнакомец рвался к реке, не соблюдая острожности, и когда вылетел на прибрежный откос, казак испытал чувства охотника, взявшего на прицел крупную дичь. В двух саженях от него переводил дух мускулистый чечен с крашеной бородой, усами и ногтями, который набивался в женихи к Айсет. Девушка при встречах так живо описывала его портрет, что ошибиться было невозможно — мощное туловище на толстых коротких ногах покачивалось с боку на бок, длинные сильные руки будто приготовились кого–то хватать, узкий лоб и чугунный затылок дополняли угрюмую картину. Шеи у горного человека почти не было, она ушла в покатые плечи, в ладонях он зажимал старинное ружье с кремневым запалом. Панкрат прикинул, что пороху на полку соперник еще не насыпал, иначе тот распылился бы по тропе, значит, у него имелось первоначальное преимущество. К тому же, абрек стоял спиной, подставляя ее под любой вид оружия. Долго раздумывать не имело смысла, ко всему, вдали снова послышался нетерпеливый собачий лай — то ли пес замешкался с добычей, то ли на некоторое время кто–то удержал его насильно.

— Эй, ночхой, повернись ко мне лицом, — по татарски сказал Панкрат.

Как и все терские, гребенские и сунженские казаки, поселившиеся на Кавказе с незапамятных времен, он знал местные языки не хуже родного русского. Недаром только это обстоятельство, да еще сила духа, отличали вольных русских людей от кавказцев. Женщины по кацапско–хохляцко–москальски повязывали лишь головные платки, остальное — одежда, повадки, весь уклад жизни — были заимствованы у горцев.